«Ты, может, не будешь сейчас рожать?» Ирина Борисовна Борисова, 1960 г.р. Материал подготовил: Марина Вырская Название исследования: Особенности трудовой деятельности и пенсионирования артистов балета (2017) 19.01.2018 344 Родилась в Саратове в 1960 году. В 1970 г. поступила в Саратовское хореографическое училище, а в 1978 г. начала работать в Саратовском академическом театре оперы и балета. После рождения дочери 10 месяцев не выходила на сцену, занимаясь самостоятельно в зале, затем полноценно вернулась на сцену. Также подрабатывала преподаванием в школах, в самодеятельности, в Доме ученых. В 2004 г. начала преподавать в Саратовском театральном институте, где и работает по сей день. Ушла из театра в 2011 году, проработав там 33 года. Фрагменты из интервью от 4 мая 2017 г. «Она сможет…» Здесь [в Саратове] я родилась, родители к творческим профессиям не относились совершенно. Мама сначала работала портнихой в ателье, потом ушла в поликлинику работать медсестрой хозяйкой и младшей медсестрой. Папа сначала в разведшколе учился, но не хотел переезжать из города в город, оставлять семью. Ему сказали – если не едете – идите в милицию, он в милиции служил. Как пришла я в балет? Как помню себя, так и танцевала. Все девочки хотели в 60-е. Мама мне рассказывала – гости собирались, раньше много ходили друг к другу в гости, собирались, этого я еще не помню, – выходишь и говоришь «выступает народная артистка», маленькая совсем была. Мама мне шила пачки с детства. А потом я пошла… Подружка у меня была, соседка, на 3 года старше, она меня взяла за ручку и привела [во Дворец пионеров]. Пять с половиной лет мне было, и там кружок вела Шалагурова Лидия Аркадьевна. Это была в то время директор хореографического училища. Раньше уникально было, что директор хореографического училища ведет самодеятельность. Сейчас такого даже представить нельзя, если кто-то из директоров будет вести. Раньше самодеятельность высокого уровня была. Я стала у нее заниматься и после того, как 3й класс заканчиваешь, поступаешь в училище хореографическое, и она посоветовала, и я пришла поступать. А по физическим данным я туда не подхожу - у меня плоскостопие поперечное и продольное. По здоровью прохожу. Тогда директор сказал – «нет, она сможет». Смеюсь, я по блату поступила. Все врачи: «Как, нельзя, у нее патология ног!» - «Ничего, справится». Это очень мешало, с такими вещами нельзя совладать, когда слабый голеностоп, его укрепить никак нельзя, но ничего. В училище С утра и до вечера [в училище], у нас уроки начинались, классика, такой предмет классический танец, он начинался в 8:15, где-то в 7:45 надо было уже быть в балетном зале. И заканчивали где-то в 10. Поначалу было 14 девчонок, мальчишек не помню, человек 8, естественно, потом отчислялись. «В основном все растерялись» Дружный [класс был]. Встречаться мы не встречаемся, нет у нас такого, чтобы мы классом встречались, потому что разъехались все по другим городам и как-то потерялись. Сейчас находимся из-за того, что всякие контакты появились, «Одноклассники». С кем-то находимся, поддерживаем отношения, а так в основном все растерялись. «Будешь на тележечке ездить, ничего? – Я говорю – ничего» Бросить [училище] не было [желания] никогда. В средних классах у меня очень сильно ноги болели, у многих тогда всякие проблемы начинаются с разным здоровьем. У меня ноги жутко сводило, это из-за того же плоскостопия. И помню, что педагог меня повезла к профессору, показала, и еще у девчонок с ногами было плохо, всех консультировал он, а мне он сказал – деточка, хочешь танцевать? Я говорю – да, - вот и танцуй, сколько сможешь, до 18 потанцуешь, может, будешь на тележечке ездить, ничего? – Я говорю – ничего. Не езжу до сих пор. Но молодец, он не напугал, понял из разговора, что я, наверно, без этого сейчас не могу существовать, а вдруг чудо произойдёт. «С мужским классом интереснее» Я помню, в училище училась в выпускном классе, там у нас был женский класс. Прозанимаюсь и ныряю на мужской класс. Мне даже был в училище выговор за то, что я много занимаюсь, нельзя, чтобы перенагрузка была. И помню, приходит художественный руководитель, а он у нас женский класс вел - Горбачев Юрий Петрович, приходит специально на мужской класс смотрит – меня нет. Посидит 5 минут, видит, я не занимаюсь, уходит. Педагог тихо выходит – «Ира, ушел». Потому что с мужским классом интереснее заниматься в том плане, что прыжки больше, что-то другое там можно почерпнуть, и педагог был из Питера, интересно было что-то другое узнавать. «Птички подневольные» [Проработала в театре] кошмар и ужас 33 года, столько не живут. Все хотела уйти, все время, то не отпускали… Мы танцуем 20 лет. В 18 лет я пришла работать, в 38 наступила пенсия. Не помню точно, когда я бросила. Потом попозже всякие королевы стала выходить, а то бывает и королевой выйдешь и вообще потанцуешь. Мы же птички подневольные, что нам говорят, то мы и делаем. «Тихо шепотом…» У меня зрительная память хорошая, я прям запоминала по движениям, все как сам, чтобы тебе было понятно. Был сложный балет, «Материнское поле», трудно выучивать. Три акта, совсем пластика другая, интересно, конечно, но сложные были балеты. Балеты идут несколько лет, много. И подсказывают очень много на сцене, знают, что ты не знаешь. Если рядом кто танцует, они подсказывают движения, или куда идти - тихо шепотом - «Ко мне иди». Я знаю, что делать, но в какую линию заходить? Так что это есть. Или к кому-то подходишь, спрашиваешь, это я не помню, они тебе прям до спектакля подсказывают, «еще раз пройдешь, еще раз», прям не репетиторы, а именно артисты балета помогают. Принесёшь какую-то шоколадочку, купишь, ириски найдешь, раньше трудно было все это купить, благодаришь. «Тело запоминает» Раза три спектакль станцуешь и все, тело запоминает, потому что репетируешь и тело хочешь/не хочешь начинает музыку… Даже музыку потом слышишь, идет где-то фоном по радио, движения тело начинает и никак не можешь вспомнить, что, а тело уже делает, потому что много над этим работаешь. «Слезы наворачиваются» Вспоминаю первое «Лебединое озеро», когда еще плохо знаешь порядок лебедей. Первая сцена, вальс танцевала, а потом полонез. Полонез я оттанцевала, переодеваешься быстро в лебедей за кулисами, выбегаешь и думаешь, боже, что дальше? Ничего не помню, белый лист, страшно. И когда первый раз танцевала в лебедином испанский танец, у меня слезы наворачивались от того, как мне нравилось, как мне хотелось, музыка захватывала. И потом я это вспоминала, когда я танцевала лет через 25, думаю, слезы наворачиваются, как я уже устала. Конечно, шучу, меняется отношение. «Если утром что-то болит, значит, ты жив, нормально» [Порвала связки] на 2 курсе. [На занятиях] прыжок субресо делала и ногу подвернула. В бинте занималась в конце 2 курса, перед экзаменом, весь 3 курс, занималась в бинте все время. И когда пришла в театр, мой одноклассник пришел Мишка Черкашин и я, и Мишка сразу поехал на гастроли. Приходишь в июне, и сразу театр едет на гастроли, и я не поехала на гастроли и поняла, что мне надо позаниматься, походить в театр. Сама я занималась, чтобы без бинта потом работать. В бинте занималась, все время страховала. Это нормально, если утром что-то болит, значит, ты жив, нормально. Иногда смеёшься, когда утром идешь, что-то болит, с лестницы спускаешься, идешь на работу, только чтобы никто в глазок не видел! Подумают, что-то с человеком не то. Да, было такое. Это нормально, мне кажется, это входит в нашу профессию. О травмах Стираешь в кровь пальцы совсем, у нас педагог учил, сейчас разные подкладывают в пуанты штуки, учили - нужно набивать мозоли. Средний класс, мы очень долго репетировали в театре, амурчики, у меня насквозь кровища пошла и что теперь? Да, разное было. Я цыганский танцевала в концерте и в конце проезжаю на коленях. Сколько коленки, когда репетируешь разбиваешь! А это я так проехала красиво, всем раскланялась и пошла в гримуборную наверх на 3 этаж. Пока я поднялась смотрю – кровь, туфель снимаю и выливаю, ух как много! Здесь распоролось, ничего, заклеила, замотала и вперед. Один раз помню, разбила, я любила на сцене прилечь, тоже цыганский танцевала и здорово на коленку и через день мне опять надо танцевать, 25 лет училищу было, наверное, пригласили из театра танцевать. Я танцевала и пришла на урок позаниматься, а там месиво в ногах. Я начинаю переодеваться и девочки, кто в гримуборной, они так тихонько переглянулись, видимо, я не видела – пошли в зал и закрыли меня, чтобы я не пошла в зал заниматься уроком, поберегли, – вечером отработаешь. Они отзанимались час, открыли потом - «ничего, побережешь [ноги]». О конкуренции Да я не думаю, что прям конкуренция [в театре], но были какие-то вещи, особенно, когда молодая была. Был такой момент, мне дают костюм, своих еще не было, когда приходишь [в театр], дают обязательно с кого-то, кто-то не занят. Помню, танцуем, у нас был балет, назывался «Встреча с балетом», я там танцевала из шопенианы, сольно. Я стою за кулисами, уже скоро мой выход, вдруг подбегает балерина, которая в возрасте, и говорит – снимай, это мой костюм. То есть прям перед выходом меня раздели. Мне, конечно, быстро принесли другой, но все равно у меня волнение – успею не успею, какие-то такие были по началу моменты. Наверно, действительно ее костюм, но я же не знаю, мне же одеваньщица приносит, не я же его сама беру. Ревность какая-то, кто знает, что с человеком было. Были какие-то такие моменты, допустим, танцую в «Золушке» испанский, с тремя кавалерами. И две девчонки стоят в кулисах и вот прям: «Ой, ну вообще, ну, что это она как…» ну, то есть вслух прям вот. Я слышу, танцую. Это нормально, потом они подружки мои были, это когда молодая приходишь, есть такое. [Музыка] тихо идет, прям близко подходят. Если это выстоишь, если на это не будешь обращать внимания, то нормально. «Ты, может, не будешь сейчас рожать?» Никак не могли найти, что у меня там ребенок, это тоже особая история. А потом мы все смеялись. Ко мне балетмейстер подходит на репетиции – «Ты сядь со мной». Я сажусь, он говорит, «Слушай, у нас летом гастроли в Сочи, – ты, может, не будешь сейчас рожать?». Я говорю, нет, я не беременная, я чувствую, вижу, серьёзно, была у врача. Он говорит, да ладно тебе… Но я чувствую, я поправляюсь, ем одни плавленые сырки, кабачковую икру, все равно поправляюсь. Еще подходит ко мне репетитор – «Ты поправилась». Я чувствую, мне гнуться тяжело. «Иди в баню». Единственное я в баню не пошла, так я, конечно, худела, ничего не ела, но в баню я не пошла. И точно, все потом смеялись, надо же какой Анатолий Александрович, сразу определил! И я говорю, нет, конечно, у меня даже не было [мысли делать аборт], будет у меня еще Сочи, а не будет, я без Сочей ваших проживу. Надо танцевать. «Пустой зал, человек 15» И на балет [мало зрителей приходило], особенно прекрасные одноактные балеты шопениана, пахита и болеро, нам очень нравилось. Его утром если пускали, помню, стоишь в позочке в шопениане, открывается занавес и видишь - пустой зал, человек 15. Это давно совсем было. Для себя танцуем, это очень хороший спектакль, расслабляешься хорошо для себя. А мне иногда репетировать нравилось больше, чем танцевать почему-то. Танцевать какая-то ответственность, а репетиция и прям, ой, как я хорошо репетирую! А на спектакле этого не происходило, репетировать очень любила. <…> Достать колбасу было важнее. Были периоды, когда не до театра считали, когда эти очереди были за колбасой, и в 80-е тоже это было. Помню, я родила Настю, и какие-то давали талончики - 2 чепчика и две пеленки, приходишь – да нет никаких чепчиков, сейчас сами будем учиться шить. Больные дни Помню, когда пришла в театр, я стеснялась, и я первый год не говорила [о больных днях]. У нас был мужчина инспектор балета, которому надо было говорить заранее, это считалось, что репертуар они выстраивают, если у десятерых женщин были дни, то вроде как «Лебединое озеро» не будут ставить. Да ничего подобного! По-моему, они не думали даже и не заглядывали. Не знаю, для кого мы давали, я не давала. Как это я приду к мужчине? Я танцевала, ничего не говорила. А потом у нас женщина появилась и уже повзрослела я. Был даже такой период, нам сажали медсестру, то есть ты должна прийти, показать ей, она тебе выписывает справку, идешь к балетмейстеру и показываешь, было такое. И я совсем взрослая была, помню, прихожу, а медсестры нет, а там иногда, если у тебя больные дни, если ты не занят вечером в спектакле, если без тебя обходятся, бывает, что просят танцевать или первый акт, без тебя не могут обойтись, ты можешь справку – можно я уйду с репетиции, потому что я вечером не занята – иди. И я так помню, нужно было убежать, прихожу, а медсестры нет. Прихожу к балетмейстеру – у меня больные дни, он справку – нет медсестры, хотите, сейчас покажу вам – нет, ты что! Я говорю, вам какая разница? - Нет, иди, иди! А так в принципе собрания прилюдно, да, так было. «Ребята, как вы быстро переделались» Не знаю, как там [в других театрах], но у нас так ужасно, конечно, такие моменты. Сейчас вспоминается, помню для меня ужасно было политинформация, что-то такое, это до урока у нас было до 10 часов, в 9 часов нам целый час про какие-то съезды, сидишь… После этого урока заниматься, время жалко. Положено было так, наверно, в то время. Был такой момент, когда у меня было сотрясение мозга, нам врач вовремя помог, я его благодарю, а он мне: Ир, это не я, это тебе «оттуда» помогли, что ты чуть-чуть от стула отошла, а если бы ты чуть не шагнула, тебе бы все пробило и неизвестно, чем бы это все закончилось. А каменные были полы. Ноги у меня тогда отнялись, причем я очнулась, мама около меня была, но никто не понял. У меня взяли из пальца кровь, встала, стою, а мне врач говорит: Ир, тебе не плохо, а то ты актриса, сыграешь нам обморок. И я сыграла, то ли на меня это так подействовало, и мама сидела, я не поняла. Я очнулась и первое - балетные мозги дурные, смеюсь - первое, что я начала себе мять подъем и говорю, мама, у меня не тянется подъем, что это такое? Мама – какой подъем?! А у меня ноги отнялись, видимо, от ушиба отнялись ноги, на носилочки, потом восстановило, бывает такое. И мне врач говорит – сходи свечку поставь, получишь крест, одень, ты бога не гневи. Я крещеная, но в то время кресты никто не носил. Я одела, мама мне крестик пошла заказала, сделала золотой, я одела. Тогда партия, комсомол, мы все такие были, и на репетиции он вылетел, и меня вызывают – комсомольский билет на стол. Почему? А у тебя крест. Я все взносы плачу, все комсомольские поручения я выполняю, какая вам разница, что у меня там? Никак не действует, я выстояла, я как носила, так и буду носить. И те же люди через много лет, у нас театр был на ремонте, а после ремонта привели попа, он освещал, а я так стою и за кулисами смотрю, все со свечками на сцене и эти люди подходят – Ира, на свечку. Ребята, как вы быстро переделались, я уже не хочу в это играть. Времена такие были. Сначала он был партийный, потом вера. Ничего, все стало спокойно… Новая работа 13 лет я преподаю в театральном институте. Пригласил меня директор института, декан был в то время, такая должность. Она подошла в театре и спросила, – Ира, не хочешь ты у нас работать? – Давайте! Я работала еще в театре, но работала уже в театральном институте. У них есть танцевальные классы. Драматический актер танцевать должен много. Классический, эстрадно-бытовой, народный танцы веду, есть отдельно современный танец, отдельно у них сценическое движение, потом фехтование, все отдельно. У нас каждый день какое-то движенческое идет, это только у нас в Саратове так, в Москве, мне кажется, поменьше… Полностью окунулась в институт, очень большая была загрузка каждый день. И у меня так получалось, что я на утренние репетиции не приходила, а приходила на спектакль, я же свои партии знаю. Смеюсь, уже уволилась первого декабря, и мне все время 2-3 раза в месяц звонили – Ира, приди на «Ромео и Джульетту», я говорю - хорошо, приду. И помню, май месяц, ко мне подходит балетмейстер и говорит - Ира, всё, Собиновский фестиваль отработаешь, всё, я ввожу другую. Ладно, ввели, она даже выходила королева лебединого озера, какая разница, кто выходит. Всё, на Собиновский фестиваль выйди и всё. Как-то безболезненно, не было такого, что мое место… «На шпагат умеете, Ирина Борисовна?» Я утром только качаю ножки. 50 штучек я покачала, потом 10 штук так, велосипедик и понеслась. Могу студентам что-то показать, что растяжку делать, я на шпагат и сейчас сяду, уже 15 лет не садилась, все равно никуда это не девается. А для студентов так смешно, первый курс особенно, – На шпагат умеете, Ирина Борисовна? Умею. – А сделайте! Для них это показатель. - Нате! – Всё, хороший у нас педагог. Когда мы сядем? – Ребят, зачем вам шпагат? Не знаем, хочется. Скажете, зачем, тогда буду вас растягивать, а так зачем драматическому актеру? Смешные. «Ломки не было» А так ломки не было. Натанцевалась я. Но многие, я знаю, девчонки старшие были не натанцевались, наверно. Они уже в сильном возрасте и все равно хотят что-то такое, может, ресурсы еще не ушли. Многие остаются в театре работать в разных цехах, но чтобы просто в театре быть. Я знаю, девчонки в реквизиторском, в обувном, кто-то начальником стал костюмерного. Страшно уходить, когда долго там работаешь. У меня в пошивочном цехе подружка, я общаюсь... Нет такого, что зашла в гримуборную «свою», нет, это уже не моя давно. Я иногда мимо прохожу - Что вы не пришли? - Ладно, девочки, у вас там спектакль… - Нет, в антракте зайдите. Как будто это уже другая жизнь, в воспоминаниях, наверно, есть. Источник - http://mneti.org/Article/192